Когда-то прочитал у известного афориста Геннадия Малкова такое выражение: «Пенсия — это заслуженный отдых… от жизни». Может, кто-то с ним и согласится, но я — нет, как и те тысячи пенсионеров, которые продолжают трудиться, полны творческих задумок и идей, востребованы, благодаря своему опыту и знаниям, и стараются передать их сполна молодому поколению.
Ко Дню пожилых людей хочу рассказать одну историю из жизни моего дяди Ивана Васильевича, которого, к сожалению, уже нет в живых. Но он остался в памяти у многих, знавших его и ценивших за честность, порядочность, готовность всегда прийти на помощь в сложных ситуациях и особую молодецкую удаль, замешанную на юморе, смелости суждений, мастерстве, профессионализме и кипучей энергии. В своей жизни мне приходилось встречать много разных людей, но такая «гремучая смесь» была присуща только его характеру. Кто-то ему завидовал, кто-то — любил, кто-то — терпел, но все уважали, потому и звали почтительно «дедом» (даже многие из начальства, которым более привычно было называть подчинённых по имени и отчеству). Вот такой неординарный был человек…
…Авторитет у дядьки среди «шоферни» (так он часто называл своих коллег по автобазе, включая и себя в данное понятие) был непререкаем. Причём это слово он провозглашал с особым пиететом, а не презрительно, как многие из подкаблучников у начальства. А уважать его было за что: более тридцати лет он прокрутил баранку на фуре, при этом большую часть этого срока — на МАЗе с длинным, выдающимся вперёд капотом и зубром на крышке (люди старшего поколения наверняка помнят эти первые МАЗы). Технику он знал в совершенстве, водитель был, как говорится, «от Бога» и содержал свою машину в идеальнейшем состоянии (у иных в доме было гораздо грязнее, чем у него в кабине!). И за это его «бычок» (так он ласково называл свой МАЗ) платил ему взаимностью — ни разу не подвёл в длинных, затяжных рейсах и ни разу не бывал в авариях.
Здоровый и выносливый был мужик: заправлял все баки под завязку соляркой, и, пока её не израсходует, не вставал из-за руля! Часто бывало такое: дают ему задание доставить груз (к примеру, в Сибирь) и выписывают командировку на две недели. Он же управляется за неделю, загоняет порожнюю фуру к себе во двор… и вот, за оставшуюся неделю, уже стоит в огороде готовый сруб баньки или красивая беседка — грузи краном на машину и уезжай! Сделано было всё настолько аккуратно и венцы в баньке подогнаны настолько плотно, что при эксплуатации она долго сохраняла тепло, а беседку можно было ставить хоть на правительственной даче — эстетически она выглядела безупречно. По этой причине у Ивана Васильевича заказчиков стояла целая очередь. Правду говорят: «Если человек талантлив, то это проявляется во всём, чем бы он ни занимался».
У дядьки было железное правило: каким бы уставшим и в какое бы время суток ни приезжал он из очередного рейса — никогда не ложился спать прежде, чем не наведёт идеальный порядок в машине. Другие шофера успели поменять по нескольку машин, пересаживались на новые модели, но дядька оставался верным своему железному другу. Мотор у него всегда работал как часы, на корпусе МАЗа даже с лупой не найдёшь подтёка масла или пятнышка ржавчины, а, открыв дверь кабины, невольно, как в ухоженной квартире, начинаешь искать глазами тапочки — до того стерильно и чисто там было! «Машина — это лицо водителя», — любил повторять он. Среди шофёрской братии даже ходила байка о том, как однажды дед, открыв дверь кабины у неряхи-водителя, стоя на подножке, вдруг расстегнул штаны и справил малую нужду прямо на пол! На изумлённый вопрос того: «Иван, что ты делаешь?» он, невозмутимо закрыв дверь, застегнул штаны, спрыгнул с подножки на землю, а потом сказал: «Это не машина, а помойное ведро. Туда только по нужде и надо ходить!»
Благодарностями и грамотами ему, при желании, можно было бы оклеить всю квартиру вместо обоев, но он этим никогда не кичился, а просто по совести выполнял свою работу.
После выхода на пенсию Ивана Васильевича лично сам генеральный директор автобазы просил не уходить и назначил завхозом, выделил ему отдельное помещение, закупил туда деревообрабатывающий станок и другой столярный инструмент, при помощи которого дядька делал шкафчики, скамейки в бытовые комнаты, ремонтировал двери и рамы и изготавливал ещё массу полезных вещей. Эта работа была ему по душе. Его МАЗ не списали в утиль, а поставили на постамент возле проходной предприятия. И дядька продолжал за ним ухаживать, как и раньше. Его знаниями в технике пользовались даже дипломированные механики, которые затруднялись в поиске причин той или иной неисправности. И пенсионер никому не отказывал. Послушав мотор, он сразу называл причину его неустойчивой работы, и она всегда подтверждалась при ремонте. Бывало, проходя мимо сгрудившейся «шоферни», которая давала каждый свой совет бедолаге-водителю, он, не останавливаясь, говорил, к примеру: «Клапан выпускной на третьем цилиндре подтяни» и невозмутимо следовал дальше. И ведь действительно в этом была причина плохой работы двигателя.
И вот однажды двое водителей поспорили между собой: один утверждал, что дед никогда не ошибается, а другой говорил, что и его можно поставить в тупик. Заключив между собой пари, где на кону стоял ящик водки, они пригласили свидетелей, а потом завели мотор и позвали дядьку. Пока тот не пришёл, один из спорщиков залез в яму под машину и периодически стучал по глушителю гаечным ключом, из-за чего казалось, что мотор в самом деле работает с какими-то посторонними стуками. Когда подошёл дед, то шофёр обратился к нему: «Васильевич, не могу разобраться — что там стучит в двигателе? Может, клапан? А может, коленвал растачивать нужно?»
Не говоря ни слова, дед взял стоящую в углу гаража деревянную рейку, приложил один её конец к мотору, а второй — к своему уху. Словно врач эндоскопом, он при помощи этой палки прослушал все цилиндры. Сгрудившиеся за его спиной водители незаметно подмигивали друг другу, хотя внешне сохраняли невозмутимые лица. «Что, дед, — сложный случай?» — участливо спросил один из них. Но дед, сделав задумчивое лицо, стал молча ходить возле машины, незаметно для всех носком сапога пододвигая ведро с отработанным маслом, которое стояло рядом с передним колесом. Периодически он наклонялся к мотору, что-то там щупал и вновь начинал ходить туда-сюда, при этом незаметно продолжая толкать ведро ногой. Потом во время очередного обхода он резким движением опрокинул ведро в яму со словами: «Тьфу ты, что, не могли ведро отставить от машины?»
Между тем из ямы раздался дикий вопль, и на свет божий выскочил весь чёрный, с ног до головы облитый жидким маслом второй участник спора. На него было жалко смотреть: отработка стекала с головы на пол ручьём, вся роба превратилась в чавкающее месиво, на лице просматривались только испуганные глаза, а замасленный рот жадно хватал воздух!
«Ой, это ты, Андрюха?» — удивлённо спросил его дед и жалобно всплеснул руками. Но тот уже его не слушал, а на всех парах мчался в душевую, разбрасывая вокруг себя фонтаны брызг. Народ смеялся до упаду, держась за животы, а кое-кто действительно упал на землю, качался по ней, давясь от смеха! А дед с невозмутимым видом, поставив палку назад в угол, спросил у хозяина машины: «Ну, что — не стучит больше?» «Не стучит», — смеясь, согласился тот.
Не знаю, как там спорщики позже разобрались между собой, но к одному из них с тех пор намертво прилипла кличка «слёзный случай». С того времени спорить с дедом уже никто больше не решался, а его и без того прочный авторитет поднялся на недосягаемую высоту. Вот такая история…
Г. ПЕТРОВ.
Р.S. Думается, что таким людям старость не грозит — они всегда молоды душой и сердцем, и ещё уйму полезных уроков могут преподать молодёжи. Цените это, ибо старость, по большому счёту, не зависит от даты рождения в паспорте.
