Печаль и боль афганской войны
Афганистан… Страна с древней культурой, красивейшими мечетями, чередой гор и долин с шелковистыми травами. Однако в сознании людей, чьи сыновья, мужья, братья склонили головы под тяжестью свинца, Афганистан стал ассоциироваться с большой братской могилой.
Воины-интернационалисты, коими за 10 лет советского противостояния афганским моджахедам стали сотни тысяч человек, до сих пор не любят вспоминать дни, проведённые в одной из беднейших стран мира в ежедневной борьбе за жизнь. В Ветковском районе испытание Афганистаном прошли 56 человек, имена двоих навсегда увековечены на гранитной глыбе на Красной площади. Ежегодно здесь на митинг-реквием собираются ветераны войны в Афганистане, вспоминают своих боевых товарищей, говорят о жизни…
Житель Столбуна Михаил Гришечкин — почётный гость на этих мероприятиях. 28 марта 1983 года он был призван на срочную военную службу и направлен в самую южную точку СССР — город Кушка (сейчас Серхетабад) Туркестанского военного округа. Из-за схожести климата с Афганистаном в 80-е годы ХХ века Кушка стал базой, где военнослужащие со всего Союза проходили акклиматизацию перед отправкой в зону боевых действий. 3 месяца рядовой Гришечкин проходил военную подготовку в условиях резко континентального субтропического пустынного климата. И если крепкий столбунец без особых сложностей перенёс акклиматизацию, то среди его сослуживцев нередки были вспышки различных инфекционных заболеваний.
После Кушки были Ашхабад, Кабул. Служить Михаил Гришечкин остался на окраине Кабула, в местечке под названием Тёплый Стан, в 181-м мотострелковом полку 3-го горнострелкового батальона (к слову, таких батальонов было всего два на всю территорию Афганистана). После недельного карантина рядовой (позже — старшина) Гришечкин начал службу по охране дороги Кабул — Баграм.
За время службы нашему земляку довелось участвовать в нескольких рейдах (боевых операциях) в направлении Баграма, Даррей-йе-Черека. В обычные же дни он заступал на дежурство на центральный пост, расположенный на крыше двухэтажного здания, где постоянно стоял пулемёт и находились 2-3 автоматчика. В целом же уровень опасности, подстерегавшей солдат на каждом шагу, Михаил Гришечкин оценивает одним словом: “Постреливали”. Мужчина максимально быстро старается уйти от темы, которая ноющей болью до сих пор отзывается в сердце:
— Самое страшное — видеть тела погибших… Когда лежат мальчишки 18-20 лет… Потому не люблю вспоминать и говорить об этом…
Зато о другой, “мирной” стороне службы Михаил Викторович может говорить долго и с нескрываемым удовольствием.
Для него, молодого белорусского парня, который к своим 18 годам и не видел ничего, кроме ветковских бескрайних лесов, широких полей и чистых рек, служба на Среднем Востоке была наполнена множеством ярких впечатлений. Именно там он впервые увидел тянущиеся на километры вдаль виноградные плантации и персиковые сады. Солдатам не запрещали общаться с местным населением, поэтому они могли знакомиться с культурой Афганистана:
— Было дико, когда увидел женщину в парандже. У нас такого точно нельзя было встретить.
Узнал Михаил Гришечкин, что собой представляет мусульманское многожёнство, познакомился с другими законами местного населения. Например, когда в кишлаках советские солдаты заходили в дома, а хозяин показывал, в какую комнату входить не следует, нарушать это требование ни в коем случае было нельзя. Привычным для белоруса стал и выходной в пятницу, когда местные мужчины бросали своё ежедневное занятие (выпас скота, торговлю) и отправлялись в мечети. Большинство обязанностей взваливали в этот день на свои плечи женщины.
Несмотря на знание местных обычаев, отношения с мусульманским населением у солдат были достаточно натянутые. Афганцы большее предпочтение отдавали солдатам-единоверцам. Но о негативном опыте общения с местными Михаил Викторович не говорит. А вот некоторые курьёзные случаи вспоминает:
— Это было первое дежурство на нулевом арт-посту по охране дороги Кабул — Баграм. Жарко. Вдруг подходит ко мне пастух-афганец и говорит: “Ау…” Я на тот момент языка совсем не знал. А ротный, старший лейтенант Токарев, внимательно наблюдает, как я, молодой, отреагирую. Он (афганец) ко мне: “Ау…”, “Ау…”, а я — “Нельзя!” Потом лейтенант объяснил, что “ау” по-афгански — “вода”. У нас на посту был колодец с хорошей вкусной водой: я налил пастуху воды, а тот в знак благодарности угостил меня лепёшкой.
Настоящую цену воде, которая для нас является само собой разумеющимся безграничным в своих объёмах веществом, Михаил Гришечкин узнал именно в годы службы. Особенно остро её дефицит ощущался, когда отправлялись в горные рейды. Взять с собой больше фляжки воды возможности не было… А в условиях высокогорья (полк стоял на высоте 2300 метров над уровнем моря), когда днём жара становилась невыносимой, жажда особенно давала о себе знать. Зато летними ночами солдаты, заступавшие на пост, одевали бушлаты — разница дневных и ночных температур была очень велика.
Последние месяцы срочной службы Михаил Гришечкин проходил уже на территории Советского Союза — в городе Кизыл-Арват (сейчас Сердар) Туркменской ССР. А со своими сослуживцами по Афганистану поддерживает тёплые отношения и сегодня. Вот и в этом году Михаил Викторович планирует навестить боевого товарища Юрия Коваленко в Киеве.
Кстати, несмотря на тяжёлые воспоминания о службе в Афганистане, Михаил Гришечкин с удовольствием бы взглянул ещё раз на те места, где приходилось служить, где был расквартирован его полк, где он сам стоял на охране дороги. Но это только мечты…
Анна КОДОЛОВА.