Хранитель поселка Лядо

  По пути из Ветки в Столбун под указателем на Потёсы отходит вправо неброская, но добротная щебёнка. Километров десять сокращает до Неглюбки.

Сначала по лесам, затем, проходя полузаброшенную деревушку Шейки, после нескольких виражей забегает в «небритый» и заросший посёлок Лядо.

 Хат здесь практически не оста­лось. Сквозь одичалую расти­тельность иногда проглядывают покосившиеся ворота и считан­ные дома — неухоженные, напо­минающие «собратьев» в зоне отселения. Впрочем, аналогия за­кономерная. Ещё недавно здесь всё сносили, и жители посёлка получали новое жильё в более «чистых» регионах. Теперь от­селение в прошлом. Для Лядо сохранён статус населённого пункта.

Из местных жителей в посёлке осталось несколько человек — живущих в полном уединении и неработающих. В каком из уце­левших домов они обитают — сразу не скажешь. Если только тропинка к калитке приведёт.

Но есть в Лядо своя досто­примечательность — дачник. Правда, Пётр Петрович Карпе­нок — дачник условный. Здесь он родился, здесь вырос и даже женился. Дача — его родной дом, подаренный родителями.

Мы продвигаемся по един­ственной улице посёлка, через которую идёт неглюбская гравийка. И атмосфера общего за­пустения — в раз, как обрубает — меняется на уютную, яркую и ухоженную картинку. Броский, за­тейливо украшенный фасад дома, крепкий забор, выкошенная лу­жайка перед воротами, молодые посадки деревьев вдоль участка и даже выкрашенный скворечник на старой яблоне — душа и забота чувствуется во всём.

— Вчера «психанул» и выкосил обочину — вон аж до кладбища и вправо до бывшего магазина, — улыбаясь морщинками глаз, рас­сказывает нам тот самый един­ственный дачник посёлка Лядо.

Совершенно очевидно, что подвиг этот для него не впервой. Трава даже на глаз кошена не­однократно. И косилок у хозяина несколько, на разные условия. Бывший большой родительский огород заметно сократился, но не одичал. Теперь это ухоженный сад в природном стиле, в котором стараниями Петра Петровича вы­копан пруд. Здесь хорошо и при­ятно глазу.

Обкошена и бывшая останов­ка напротив дома. Теперь уютная лавочка на обочине.

Оглядеться по сторонам — буд­то и нет никакого обветшалого Лядо. Зато есть весьма симпа­тичный хутор.

Ля́до (ляда, лядина, лядинка — от праславянского) — место вырубки и выжига леса при раз­делке лесных угодий под посевы в подсечно-огневом земледелии (лядинном хозяйстве); пустошь, окружённая лесом, покинутая и заросшая лесом земля. Понятие использовалось в традиционной культуре народов европейско­го северо-востока (например, в Новгородской губернии), а так­же во внутренних центральных губерниях России (например, Псковской, Витебской, Смолен­ской) вплоть до XIX века.

Из книги «Памяць» Ветков­ского района:

Лядо — посёлок в Неглюбском сельсовете, в составе совхоза «Дружба».

Возник в 1920 году. В 1941 году — 36 дворов, 119 жителей. На фронтах Великой Отечествен­ной войны погибло 11 сельчан. В 1969 году — 229 жителей. На 01.01.1997 — 34 двора, 66 жите­лей, в том числе 46 — пенсион­ного возраста.

* * *

Дом Петра Петровича был по­строен в 1969 году его отцом — личностью в здешних краях при­мечательной и яркой. Такой же, как и от души украшенный ЗИЛ, водителем которого он работал в совхозе. Все его знали и до сих пор помнят.

Пётр Карпенок-старший тоже родом из Лядо, а где родились бабушка и дедушка — тут уже знания единственного хранителя деревни дают сбой. Возможно, были детьми первых поселенцев. А может быть, и позже прибыли.

Женился Пётр Карпенок-стар­ший на девушке из соседнего посёлка Синицино, и родилось у него в семье восемь детей. Жена устроилась дояркой на ферме — совсем неподалёку от дома, на бугре. Дети росли. Учились в местной трёхлетке. А потом на попутках или велосипедах езди­ли семь километров в школу Неглюбки.

— Недалеко от дома был мед­пункт, — вспоминает Пётр Петро­вич. — По вечерам возле него обычно собиралась молодёжь, устраивали танцы. И из Ветки к нам приезжали.

Жизнь в посёлке была бесхитростной, как везде на селе: с тяжёлыми полевыми работами, дойками на ферме. Но людям здесь нравилось.

Так было даже в первые чер­нобыльские времена. Вскоре началось переселение, лядовцы получали жильё в чистой зоне и уезжали из родных мест. Ожив­лённый прежде посёлок начал пустеть. Школа, магазин… По­следним закрылся медпункт — в двухтысячных годах, когда стари­ки из деревни исчезли.

Пётр Карпенок-младший ука­зывает на неведомые точки в за­брошенной части деревни: здесь дома стояли плотнее, тут бабуля жила, вон там, за знаком Лядо, сразу хаты начинались.

Никакого следа не осталось.

— А здесь моя свадьба была в 1999-м, — Пётр Петрович кивает на площадку возле своего дома. И добавляет красок: — Стол бук­вой «П» поставили. Над ним на­вес соорудили — такой, как всег­да в деревне делали, — в форме шалаша. Стол вплотную к старой яблоне подходил, она мешала го­стям видеть друг друга. Тоже был повод для шуток. И моя свадьба стала последней в Лядо.

Обрубок ствола той старой яблони до сих пор жив. Недав­ним ветром её снова покалечи­ло — большую ветку обломало. И скворечник упал. Пётр Петро­вич подобрал чудом уцелевшую «шпаковню». Поднял, укрепил на самом верху обрубка ствола. Удивительно, но птенцы уцеле­ли. И скворцы-родители их про­должили кормить-обихаживать. Течение жизни продолжается.

Ирина ТАКОЕВА