Знания из прошлого для будущего

 О новых сведениях из рассекреченных архивных материалов — в интервью с историком Марией Худяковой

 В школе бодро пахнет свежей краской и царит оглушающая ти­шина, иногда нарушаемая шага­ми технических работников. Мы беседуем с Марией Худяковой — учителем истории СШ №1 имени Громыко А. А., руководи­телем народного музея боевой и трудовой славы Ветковского района. Со стен на нас смотрят портреты знаменитых земля­ков — интересная коллекция событийных снимков из жизни. Взгляд цепляется за экспона­ты с раскопок, копии архивных документов, фрагменты личной переписки.

Говорим о теме, в которую историк Мария Худякова по­гружена с полной отдачей и за работу над которой награждена юбилейной медалью «80 лет По­беды в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». Офи­циальная формулировка: «За военно-патриотическое воспи­тание подрастающего поколе­ния, сохранение исторической памяти, а также за активную информационно-профилактиче­скую и патриотическую работу с населением и весомый личный вклад, внесённый в расследова­ние уголовного дела по геноциду белорусского народа в годы не­мецкой оккупации».

Тема со всех сторон страш­ная. И, в первую очередь, мы говорим про неё.

— Эту работу начинал преж­ний прокурор Ветковского рай­она Фурс Роман Валерьевич, — сразу же уточняет Мария Вячеславовна. — В 2021 году в район были переданы рассекре­ченные по линии КГБ уголовные дела бывших полицаев. И тогда прокурор обратился ко мне — попросил помочь с обработкой этих материалов. Я с удоволь­ствием согласилась. И вот уже с 2022 года интенсивно идёт рас­следование уголовного дела о геноциде под руководством прокурора Сергея Дмитриевича Синицкого.

Тема очень интересная. В про­цессе работы выходишь на но­вые сведения. Читаешь судьбы людей — и становится страшно. Полное погружение… Наверное, первые три месяца «они» мне постоянно снились.

— Что в первую очередь по­разило?

— Читаешь показания: твой сват, брат, сосед, которым ты с детства привык доверять, пере­ходят на сторону врага, стано­вятся предателями. Просто по­тому, что где-то когда-то были обижены на советскую власть. И ты поначалу не воспринимаешь их врагами. Продолжаешь, как и раньше, им доверять.

Я всегда обращаю внимание детей: у нас в музее хранятся ложки, вилки, ножницы, деньги, расчёски — вещи первой необхо­димости, которые часто находят среди останков расстрелянных. Для чего люди брали их с собой?

Брали, потому что полицаи, вслед за своими хозяевами, обещали им хорошую жизнь за границей. Люди доверяли, соби­рались в дорогу… Ну и — финал известен. До сих пор находим расстрелянных в лесах.

Мария Вячеславовна обра­щает моё внимание на толстую папку с копиями архивных до­кументов, озаглавленную «Ма­териалы о злодеяниях немец­ко-фашистских захватчиков. Ветковский район». В подшивке 184 листа, датирована с января 1944 по январь 1945 года, источ­ник — Гомельская государствен­ная чрезвычайная комиссия.

— Здесь не только о полица­ях. Вот, например, заявление, сообщающее, кто снабжал про­дуктами немцев. Вот женщина, работавшая на маслозаводе и отдававшая какую-то часть масла немцам и полицаям. Воз­можно, у неё не было выбора, жить-то хотелось. Но, с другой стороны, это тоже считалось пособничеством. Её потом осу­дили.

Есть в этой папке и заявления ветковских учителей, которые просили немцев разрешить обучение детей в школах. У окку­пантов же было мнение, что образованные люди опасны. Считать до ста и, максимум, алфавит — считалось вполне достаточным. А учителя всё же организовали обучение детей, насколько им это позволили. Многие часто спрашивают — как расценила это советская власть, не посчитала ли учителей по­собниками фашистов? Но, вы знаете, по нашим сведениям, после войны все эти учителя продолжили работать в школах Ветковского района.

Следующая фотокопия архив­ного документа — зачитываю (с сохранением стилистики):

«В составе врачей, согласно распоряжению райисполкома, в присутствии председателя город­ского совета товарища Домбров­ского, работника РОНКВД Щего­лева произвели осмотр трупов, расстрелянных в декабре 41-го года.

При осмотре установлено, что трупы расстрелянных настолько разложились и деформированы, что опознать их характер ране­ния, пол и так далее не пред­ставляется возможным. Разло­жение трупов объясняется, что они проточной водой в летний период 42-го года были обнаже­ны и в течение нескольких не­дель находились в полуоткры­том виде. Срок с декабря 41-го года по ноябрь 44-й является довольно продолжительным, в течение которого произошли из­менения в трупах, и не только в мягких тканях, но и костной си­стеме…»

Мария Худякова поясняет:

— Да, этот документ — как раз о массовом расстреле в нашем районе 360 евреев. Интерес­ный факт. Советский офицер и ветеран войны Кранов Илья Бо­рисович (ранее носивший имя Крангауз Эли Беркович) через 70 лет после трагического со­бытия увидел в одной из газет в списке расстрелянных своё имя, фамилию, отчество. На самом деле, в декабре 1941 года ему удалось бежать. Он перешёл линию фронта и вступил в ряды Красной армии. К сожалению, мать Крангауз-Кранова спастись не смогла — её расстреляли.

— Геноцид белорусского на­рода — в рамках этой тематики речь идёт не только о расстре­лянных и замученных?

— Совершенно верно. Филь­трационные дела также рассма­тривались по геноциду. Насколь­ко мне известно, их было около 35 тысяч. Сколько проанализи­ровали мы — я даже вам не ска­жу. Но это был год плодотворной работы.

Передо мной раскрытое дело с фотографиями красивой де­вушки. Мария Вячеславовна уточняет:

— Кулакова Вера, 18 января 1924 года рождения. Угнана в Германию. Фотографии сдела­ны «там». На снимке вроде всё симпатично, добропорядочно, спокойно. Но в действительно­сти — фикция.

В своих показаниях девушка сообщает, что из всей этой груп­пы девушек на фото (навскидку их 25–30) в немецком рабстве выжили только семеро.

— Вы упоминали о новой ин­формации, полученной в ходе изучения уголовных дел поли­цаев? Что имеется в виду?

— Мы установили, например, что в Ветковском районе было сожжено 35 деревень. Ранее, до расследования, в книге «Па­мяць» утверждалось о 29 со­жжённых населённых пунктах.

Кроме того, выяснилось, что существовала достаточно боль­шая деревня Калинино (не пу­тать с посёлком Калинино на границе с Гомельским районом), которая вроде бы повторила судьбу Хатыни. Деревня не вос­становлена. Она находилась на границе с Добрушским районом. Устанавливается, насколько это достоверно. Сегодня там только поле и небольшой лес.

— Недавняя громкая находка в урочище Шубино Ветковского района в рамках расследования дела о геноциде белорусского народа сейчас у многих на слу­ху. К обнаруженному поискови­ками захоронению расстрелян­ных мирных жителей — к месту казни — были организованы экскурсии детей и подростков. И, знаю, вы тоже принимали в этом участие. На ваш взгляд, какова была реакция у детей на увиденное и услышанное? Как реагировали подростки?

— Если по-житейски за ними наблюдать… Подростки — часто отстранённые. В их понимании, после войны прошло очень мно­го времени, и все эти трагедии кажутся им «картонными» или «киношными», несуществующи­ми. И тогда начинаешь расска­зывать им частные истории: про Теплякова, который по приказу немцев закапывал трупы рас­стрелянных, про Анастасию Пев­знер, которая из укрытия виде­ла, как расстреливали её мужа, а потом и малолетнюю дочь. На экскурсии к останкам казнённых, когда дети увидели эту яму… Вы знаете, девочки плакали. Все были под сильным впечатлени­ем. Уезжали и благодарили.

Работая с детьми, мы всегда говорим: «Не забывайте, что память всегда побуждает к дей­ствию». И надо действовать так, чтобы это не повторилось.

Ирина ТАКОЕВА