После аварии на ЧАЭС в Ветковском районе началось строительство благоустроенных посёлков для переселенцев. Строили новые школы и детские сады, проводили водопровод и асфальтировали дороги. Благодаря централизованным капитальным вложениям развернулось активное строительство. И вдруг как снег на голову: оказывается, район — один из самых загрязнённых в Гомельской области. Здесь не просто нельзя строить новое жильё, нужно эвакуировать население!
Массовое отселение на территории Ветковского района началось в 1990 году. А вскоре Ветковщина навсегда лишилась 59 населённых пунктов, из севооборота была выведена третья часть земель. Ни один район не отселял такого большого количества деревень. В Наровлянском прекратили существование 33 деревни, в Брагинском — 31, в Хойникском — 24, то есть район пострадал больше, чем регионы, которые вплотную примыкали к ЧАЭС. Ветка с 1 января 2005 года потеряла “право на отселение”. Все те её жители, которые годами раздумывали (или перебирали варианты отселения), его не получат.
Главное — не думать, что здесь когда-то жили люди. Тогда становится не больно и интересно. Как в компьютерной игре, где вот-вот нападут мутанты. Покосившийся знак с названием деревни, развалины магазина или клуба. Асфальтовая дорога между могил, которые когда-то были домами. Их разрушили и засыпали после отселения людей.
Кладбище — больше всего отселённые деревни напоминают кладбище с огромными могилами в обрамлении садов. Жизнь продолжается, они вот-вот начнут цвести.
Но смерть здесь близко. Об этом говорит дозиметр: на асфальте он показывает “здоровые” 15 микрорентген. Шаг на обочину — и сразу хочется сделать два шага назад: 60-80 микрорентген. В лесу, через который мы пробирались к одной из обозначенных на карте деревень в зоне, фон оказался гораздо выше. Так что будьте благоразумны — не суйтесь в лес под запрещающий знак. За 23 года фонить меньше не стало.
— Все дороги в зоне относительно чистые (кроме просёлочных и лесных — Изв.), большинство деревень заасфальтировано. Некоторые говорят, что эта была пустая трата денег, а я считаю — спасли людей. Мы не дышали радиоактивной дорожной пылью, благодаря этому многие остались живы, — рассказывает наш сталкер Эдуард Ковалёв, главный специалист по ветковскому району администрации зон отселения.
Стараясь не заходить на радиоактивные обочины, мы идём по деревне Бартоломеевка. — Пятно в Ветковском районе обнаружили не сразу, можно сказать, почти случайно. Недалеко отсюда находится деревня Громыки. Известный член Политбюро оттуда родом. И в 1987 году, когда он собрался посетить родимый дом, “гэбэшники” забили тревогу: радиация! Приезд не отменили, но везде по предполагаемому маршруту положили новый асфальт.
Шервудский лес
В теории людей в зоне нет. Шаг на заражённую территорию стоит 350000 рублей. Совершённый повторно обойдётся в 700000 рублей. Чтобы попасть в зону официально, нужно взять разрешение — а это не так-то просто. Но люди в зоне есть — только их не видно.
— У нас тут партизанская война с нелегалами, — грустно улыбнувшись, рассказывает Александр Першко, главный специалист по Гомельской области администрации зон отчуждения и отселения МЧС РБ. — Самый популярный вариант: выдирают знаки перед тем, как зайти на загрязнённую территорию. Мол, знака нет, ничего не видел, ничего не знаю. Браконьеры за собой на дорогах зоны оставляют самодельные шипы. Бывает, сразу все четыре колеса прокалываешь, стоишь потом, ждёшь, пока привезут запасные.
Зачем идут в зону? Чаще всего за грибами, ягодами и рыбой. В белорусской глубинке это немалая часть доходов населения: лисички принимают заезжие коммивояжёры, а ягоды и рыбу можно продать, отправив в Гомель, Мозырь. Легально, конечно, продать и сдать их не получится — не пройдут проверку. Хотя по-хорошему их нужно утилизировать в могильнике радиоактивных отходов.
Ягоды, грибы и рыба — удел мелких бизнесменов. Крупные игроки играют на большие суммы.
— Недавно одну банду браконьеров накрыли. Они поставляли в рестораны заражённое мясо диких кабанов. Система работала, как конвейер. Благо, дичи в зоне достаточно.
Эдуард Ковалёв рассказывает, чем выше зверь — тем чище. Лоси, например, самые “чистые из грязных”. А вот кабаны, которые роются в земле, излучают, как ядерное топливо.
Но не зверем единым привлекает зона — в ней можно не только добывать, в ней можно прятать. — Однажды мы составили протокол на двух человек за незаконное нахождение в зоне. При себе у них был мотоцикл. Задержали как нарушителей режима зоны отселения. А тут выяснилось, что в районе пропал человек. Начали “копать”: мотоцикл принадлежит пропавшему. В итоге выяснилось, что эти двое его убили и в болоте закопали. От мотоцикла избавиться не успели…
После таких рассказов тишина радиоактивного леса кажется обманчивой. Такое ощущение, здесь кто-то есть… И точно — сбоку тянет дымком, в развалинах домов костёр, от которого уже занялась сухая трава. У костра бутылка и закуска.
— Нас увидели, убежали — хоть бы костёр потушили, пожар ведь начинается! — сбивая пламя ветками, кричит наш сталкер.
Тушим обыкновенную сухую траву с опаской — слишком свеж в памяти “предполётный” инструктаж. “Безопасное место — асфальт. Чем глубже в лес, тем больше радиации. Но самое опасное: пожар. Уровень радиации увеличивается в несколько раз, а радионуклиды с дымом разносятся ветром” — приятного мало тушить пожары в зоне.
— Нет ничего хуже пожара в зоне, — утирая пепел со лба, говорит Эдуард Ковалёв. — Если загорится лес и будет сильный ветер — вместо 90000 загрязнённых гектаров получится намного больше. Куда подует ветер, там образуется новое пятно.
Теперь понятно, почему вся зона перепахана на мелкие участки: чтобы задержать огонь.
Есть ли жизнь
Несмотря на полученную дозу при тушении пожара, жизнь продолжается — и мы едем дальше, в деревню Беседь. Мир после взрыва на АЭС очень похож на мир после бомбёжки: за окнами машины полуразрушенные дома.
Многие из них разобрали на стройматериалы. Специальная комиссия оценивает уровень загрязнения и даёт добро на использование старого кирпича. Из него построено немало домов в Ветке. Местные жители говорят, что и без комиссий в первые годы тянули всё — в хозяйстве пригодится.
У единственной жительницы отселённой деревни Беседь хозяйство больше некуда: 4 коровы, телята, всего 15 голов. За высоким сплошным забором кудахчут куры, злится на заезжих корреспондентов грозный барбос на цепи. У ног хозяйки, Нины, крутятся три разномастные кошки. Нина — отщепенец, антисоциальный элемент. Все ушли, она осталась. Все блага цивилизации — газ, свет, телефон, водопровод — ушли вместе с последними их потребителями. Живой человек в мёртвой деревне. Конечно, Нина, которая разменяла уже пятый десяток, не строит глобальных планов. Заготавливает радиоактивное сено (столько заготовить по силам, наверное, только колхозу), выращивает коров, сдаёт на мясо. И не понимает, почему в родном районе мясо считают заражённым и не принимают, а чуть дальше от Ветки про цезий и стронций никто не спрашивает, берут. Последнее время администрация зоны всеми силами пытается отселить одинокую фермершу в Ветку. Тётка, конечно, упирается. — Телевизора у меня нет, радио почти не слушаю, берегу батарейки. За хлебом езжу в райцентр. Зимой так вообще стараюсь никуда не выходить. Хорошо, вот сыновья помогают.
— А летом мне скучать вообще не приходится — сенокос, огород. Опять же рыбаков и отдыхающих на речку приезжает много. У меня здесь хорошо — приезжайте на рыбалку! — приглашает Нина.
В принципе, можно согласиться. Как рассказали специалисты, вода в реке Беседь самая чистая в Беларуси — поэтому рыба почти не “фонит”. А развелось её столько, что хоть руками выгребай. А на берег не выходи: это Зона, цифры на дозиметре — вот-вот присвоят звание ликвидатора.
Поэтому на сегодня всё, отходим через Ветку в Гомель.
— Большая доза радиации чувствуется сразу: начинает гореть лицо, появляется зевота, сонливость — предупредили на выезде из зоны. Естественно, нас бросило в сон.
Йод ударил по щитовидке
В результате чернобыльской катастрофы радиойод (прежде всего йод-131) был одним из главных источников облучения населения, который воздействовал прежде всего на щитовидную железу. Самыми облучёнными жителями Беларуси оказались дети и подростки, особенно дети в возрасте до 7 лет. В результате воздействия радионуклидов йода на раннем этапе аварии и недостаточной эффективности мероприятий по защите щитовидной железы с 1990 г. в Беларуси начал регистрироваться рост заболеваемости раком щитовидной железы, особенно среди детей. По сравнению с доаварийным периодом количество случаев рака щитовидной железы после чернобыльской аварии возросло среди детей в 33,6 раза, среди взрослых в зависимости от возрастных групп — в 2,5-7 раза.
Раскіданае гняздо
Нежелание подчиняться власти и остаться при своём — наследственное у жителей Ветковского района. Здесь в деревнях по-белорусски и на трасянке не говорят: только русский даже у самых старых дедов. Всё просто: Ветка основана староверами, выходцами из России. Когда их начали притеснять в России, староверы бежали на территорию Речи Посполитой, всегда отличавшуюся веротерпимостью. В XVII-XVIII веках с прилегающими слободами, монастырями и скитами Ветка являлась центром раскола.
Староверы здесь строили церкви, монастыри, Ветка стала одним из центров старообрядчества. Белорусы, русские, поляки и евреи жили в мире, вместе отбиваясь от периодических “выгонок” (царские карательные войска дважды (в 1735 г. и 1764 г.) сожгли Ветку, большинство жителей было насильно выселено в восточные губернии России).
Это нам рассказали в краеведческом музее, который может претендовать на звание филиала Лувра или Третьяковки. Вместо традиционных для Беларуси экспонатов на тему “я мужик-белорус, умею пахать, сеять и вышивать крестиком”, — огромная коллекция икон староверов. Книги, документы, коллекция национальной одежды из каждой деревни — это не музей, а сокровищница жизни предков.
— Увы — но это даже не десятая, а сотая доля того, что было, — рассказывает главный хранитель музея Светлана Леонтьева. — Староверы не были бородатыми неграмотными старцами, как кажется современникам. Они были образованнейшими людьми, хранили и собирали все книги и документы. Плюс, конечно, роспись икон: ветковская школа была известна по всей России.
“Няма таго, што раньш было” — наследие староверов растащили по российским музеям, оставив в Беларуси крохи. От монастырей и храмов не осталось даже фундаментов. Сейчас Ветковский район может похвастать только ткаными рушниками. Они уйдут в могилу вместе с бабушками, которые владеют секретом: молодёжь предпочитает китайский ширпотреб и свободное от работы время. Лень — убийца для культуры.
“Край мой родны, як выкляты богам!” До первой российской выгонки в XVII веке население Ветки составляло около 40 тысяч. Такое же количество людей жило здесь до аварии на ЧАЭС, 400 лет спустя. За чертой райцентра — могилы ушедших деревень. Их сдул радиоактивный ветер. После двух русских выгонок, больших и малых войн уникальность Ветковского района добил Чернобыль. Староверы растворились в волнах времени. Последние их избы вот-вот развалятся. О реставрации речь не идёт.
В головах людей такая же радиоактивная пустыня: homo soveticus без исторических корней.
Show must go on
Шоу должно продолжаться. Вместо людей заброшенные деревни осваивают дикие пчёлы, в лесах уже появились рыси, а от обочин испуганно бегут олени. Мир живой природы пришёл на смену крестьянской лошадке — ветковская зона отселения постепенно становится заповедником. В этом ей помогают лесники, постепенно засаживая зону лесом: он задерживает радиоактивную пыль. Заболачиваются земли из-за заброшенных мелиоративных каналов и расселившихся повсеместно бобров. Зарастают деревьями разрушенные дома. О том, что здесь когда-то жили люди, расскажут только наскальные рисунки, простите, книги по Ветковской культуре.
Но на границах зоны жизнь возрождается.
Стоим в деревне Железники, любуемся церковью. Она, как и дом священника, построена за счёт братьев Короткевичей, выходцев из этой деревни. Биография американской мечты: деревня, учёба, Москва, богатство, меценатство. Братья решили возродить родную деревню. После церкви построили свой дом и несколько гостевых — для агротуристов. Сейчас местное население занимается расчисткой прудов для выращивания рыбы. В планах — небольшой кирпичный заводик, который обеспечит живущих здесь людей рабочими местами. И жители появятся — хотя до зоны рукой подать. При взгляде на радиацию из Минска глаза велики, а чем ближе к зоне — тем спокойнее к микрорентгенам относятся люди. Жить-то надо.
Именно поэтому, вернувшись из командировки, я вещи не стирал, а выбросил. Чтобы спокойнее жилось.
“Известия в Беларуси” от 5 мая 2009 года.
