В начале этого материала я хочу выразить огромную благодарность моему собеседнику — Михаилу Гавриловичу Гриськову. За то, что по первой просьбе согласился на встречу и разговор, хотя ему это было непросто. И в силу возраста, и в силу того, что воспоминания тех далёких лет и сегодня отзываются болью.
Когда началась Великая Отечественная война, Михаилу Гриськову исполнилось 14 лет. В семье было трое детей, ещё старший брат Николай и младшая сестрёнка Анна. До войны родители работали в колхозе «имени Горького», семья проживала в небольшом посёлке Затон, всего в 10 дворов, близ деревни Рудня.
Первые бои на территории Гомельской области начались в июле 1941 года. Воспоминания о том, что происходило накануне прихода немцев, уже стёрлись из памяти, остались лишь факты самой семьи Гриськовых. К этому времени, лету 1941-го, брат Николай уже служил в рядах Красной армии. Позже был призван и отец. Вскоре семья получила извещение, что Гаврила Фёдорович погиб от разрыва снаряда, продвигаясь к фронту, в районе Брянска.
Известно, что войска Центрального фронта вели тяжёлые бои на всех направлениях Гомельщины. За Ветку сражались части 55-й стрелковой дивизии 21-й армии. Сам город несколько раз переходил из рук в руки. Только после того как противник подтянул свежие силы на этот участок, части Красной армии были вынуждены отступить севернее Добруша. 18 августа Ветка была захвачена врагом, а позже и Гомель.
— Как заняли Ветку, скоро немцы появились и в Рудне. Вели себя нагло, по-хозяйски, брали всё, что им было нужно. Потом у фашистов появились «помощники» из местных. Они указали на коммунистов. У нас в деревне было несколько человек коммунистов, их увезли в Ветку и расстреляли. Полицаи были хуже фашистов иногда, — вспоминает ветеран. — После войны, правда, всех их нашли и судили.
На территории района немцы быстро установили жёсткий оккупационный режим. В Ветке были созданы районная и городская комендатуры, отделения жандармерии. Фашистская власть обкладывала сельских жителей непомерными налогами на поставку хлеба, картофеля, мяса и других продуктов. Вооружённые отряды оккупантов выезжали в сёла района и забирали у крестьян всё, что было во дворах.
— Сразу отобрали корову, кабана, у нас и у всех в деревне. Осталась одна лошадь на три двора. Сеять не разрешали, но люди самовольно обрабатывали землю. Местные полицаи следили за «порядком» на местах, — вспоминает Михаил Гаврилович. — Сами немцы были в основном в Ветке, но часто устраивали «облавы». Я был ещё совсем молодой, и таких, как я, брали на работу. Чаще всего — рыть окопы, возводить укрепления. Конечно, мы (я и мой двоюродный брат, который был на два года старше меня) старались скрываться. Если немцы появлялись в деревне и на посёлке, то мы ложились в постель, как будто больные. «Krank? Krank?» — немцы очень боялись заразиться и тогда нас не трогали.
Годы оккупации были очень тяжёлыми. Уже знали, что фашисты расстреливают мирных жителей по любому неповиновению, что случаются массовые казни. Люди были абсолютно беззащитны. Еды постоянно не хватало, мать как могла оберегала дочурку Анечку. Дни тянулись долгими серыми вереницами, к постоянному страху почти привыкли. Стало известно, что немцы начали угонять советских граждан на каторжные работы в Германию.
Несмотря на жестокий режим и террор населения, началось партизанское движение, которое достаточно быстро приобрело организованные формы. Разгром фашистских войск под Сталинградом стал переломным моментом для духа людей на оккупированной территории. И вместе с этим гитлеровцы стали вести себя ещё более варварски с мирными жителями, ужесточая и без того нечеловеческий режим.
— Наш дом в посёлке немцы сожгли. Из десяти дворов остался только один. Поджигали дома факелами и запрещали тушить. Особенно перед своим отступлением. После того как прошёл фронт, в округе оставались блиндажи и землянки, в которых мы с другими семьями, кто тоже лишился жилища, прятались.
Время, проведённое в холодных землянках, будет отзываться у ветерана болью в спине и радикулитом уже многие годы спустя. Но это не единственная боль, которая осталась «на память» об осенних холодных днях 1943-го…
— Мы прятались в блиндажах. Немцы нашли, за нас — и погнали в другой посёлок. Нам сказали, что ведут на расстрел. Гнали через болота всех, кто тогда в землянках прятался. По дороге, помню, был сосонничек такой, и мы решили, что там расстреливать нас и будут. И продолжали идти. Потом пригнали в другой посёлок, где были люди ещё из Рудни, и уже всех нас погнали в Гомель. Когда дошли до леса, кто-то из конвоируемых, я так и не понял, женщина или мужчина, побежал к лесу. Немец стрелял вслед из автомата, и — всё. Мы поняли, что человека убили. Вскоре перегнали нас через Клёнковский мост, ночевать оставили под открытым небом в деревне Плёсы. Немцы охраняли, чтоб не разбежались. А потом через весь Гомель уже погнали в Титенки, — вспоминает ужасы оккупации ветеран.
Титенки — это деревня, которая в 1948 году вошла в состав Гомеля. Это улицы современного Сельмаша: проспект Космонавтов от Сельмашевского путепровода до улицы Могилёвской. В годы войны здесь располагался кирпичный завод (об этом напоминают разве что карьеры в этом районе), куда свозили на сортировочный пункт мирное население. Кого-то отправляли на работы в Германию, кого-то — в лагерь. Стариков, больных, вспоминает Михаил Гаврилович, — в крематорий. (Известно, что на территории Гомеля существовало несколько крематориев. О каком из них конкретно идёт речь, определить невозможно. — Прим. автора.)
Семье Михаила Гавриловича повезло. По его словам, им — матери, тётке и троим детям — удалось найти в стене здания, где их держали, разобранную кладку и сбежать. В Титенках местные жители разрешили Гриськовым занять свободный дом, и они ещё несколько месяцев жили там, прежде чем вернуться на малую родину. Советские войска освободили первый населённый пункт Ветковщины — Неглюбку — в конце сентября 1943 года. И только в ноябре оборона нацистов была прорвана в районе Старого Села, Пыхани и с северной стороны Даниловичей. Что и стало завершением освобождения района от немецко-фашистских захватчиков.
— Перед тем как в Гомель вошли наши, авиация, бомбёжка вдруг стихла. Была такая тишина… А потом появились «штрафники». Мы даже не сразу поняли, кто это — одеты они были в гражданское, но с оружием. Уже потом пошли регулярные части, — восстанавливает в памяти хронологию тех далёких событий ветеран.
Наконец, можно было вернуться домой. Хотя его уже давно не было — поэтому жили в доме деда по материнской линии, в Рудне. Началась тяжёлая жизнь, но уже на освобождённой земле.
В 1944 году Михаила Гриськова призвали в ряды Красной армии. После службы вернулся в родной район. И 36 лет отработал на комбинате бытового обслуживания начальником цеха.
Сегодня Михаил Гаврилович живёт вместе с сыном, тоже Михаилом, и невесткой Надеждой. Живут дружно. Сам Михаил Гаврилович на здоровье жаловаться не привык, разве что глаза совсем плохо видят.
Прощаясь с хозяевами дома, благодарю за приём, хоть и сожалею, что пришлось побеспокоить старого человека тяжёлыми воспоминаниями.
— А что ж делать? — говорит хозяйка дома. — Об этом нужно рассказывать, чтоб и дети знали, и взрослые помнили.
Светлана ЛОБАНОВА.